На купюре номиналом в 100 шекелей образца 1980 года можно увидеть уроженца Украины – Зеева (Владимира) Жаботинского. Его отец был коренным никопольчанином – крупным коммерсантом, торговцем хлебом на Днепре и в Одессе.

Об этом Информатору стало известно из Facebook. Об историческом факте написал директор БФ «Никополь туристический».

Владимир Жаботинский родился в Одессе в 1880 году. Его отец – Евгений Жаботинский, был крупным коммерсантом и торговцем зерном в Никополе. Мать была дочерью Меира Зака, торговца из Бердичева.

Жаботинский-старший служил одним из главных агентов российского общества пароходства и торговли и пользовался огромным авторитетом и уважением высшего начальства. Его сын был лидером правого сионизма, а также основателем движения сионистов-ревизионистов, создателем Еврейского легиона и организаций «Иргун» и «Бейтар». Кроме этого, Жаботинский-младший занимался литературным творчеством. Он излагал на трех языках: иврите, идише и русском. Умер Владимир Жаботинский 4 августа 1940 года от сердечного приступа.

Символично, что спустя сто лет со дня рождения Владимира Жаботинского в Израиле выпустили купюру с его изображением. Портрет Жаботинского появился на 100 шекелях. На аверсе изображено его лицо на фоне здания «Шуни» в Биньямин, на реверсе – ворота Ирода Старого города Иерусалима. Позже выпустили монету с изображением Владимира  Жаботинского номиналом в 100 шекелей.

Вот как Зеев писал в мемуарах о никопольском периоде. Вырезка из мемуаров:

«Евреи звали отца Ионой, русские — Евгением. Он родился в Никополе, городе на берегу Днепра. Отец его держал семь почтовых станций на одном из главных трактов, ибо тогда железная дорога не дошла еще до этого края. Станции имели смешанное назначение: постоялого двора, харчевни, почты и конюшни для почтовых лошадей. Один из моих друзей нашел имя дедушки в списке первых подписчиков на первую газету на древнееврейском языке, которая выходила в России, “Гамелиц”, если я не заблуждаюсь. Адмирал Чихачев, директор компании РОПИТ, однажды сказал отцу: “Имя тебе Евгений, и ты гений”. Может быть, он преувеличивал, а может и был прав, но во всякое свое посещение Приднепровья я слышал от многих то же самое. Однажды в Александровске собрался вокруг меня десяток стариков, ветеранов торговли зерном, и до полуночи пытались они растолковать мне, в чем состояли чары, которыми обладал мой отец. Я не понял их, но у меня осталось огромное впечатление от переплетения связей, отношений, сетей, нитей влияния, которые связывают Аргентину с Украиной, Черное море с тремя океанами, Валплац в Вене, резиденцию министра иностранных дел Австро-Венгрии, с Капа Ровиной, где собирались зерноторговцы в Одессе. Одно уразумел я: они говорили мне, что отец совершал свои расчеты в уме “до осьмушки копейки” (я не унаследовал этого дара, для меня даже таблица умножения китайская грамота). И еще одно: много раз предупреждали его, что помощники обворовывают его. Он неизменно отвечал: “Тот, кто ворует у меня, беднее меня, и, может быть, он прав”. Именно эта философия и передалась мне по наследству.

Способности отцу достались, как видно, от его матери, о которой я тоже слышал немало легенд, но здесь не место рассказывать их. Духовное наследие со стороны деда было другого рода: преувеличенная нервозность, граничащая с истерией, симптомы которой я обнаружил у многих представителей моей родни. Один из них, мой младший дядя по отцовской линии, из странной породы обаятельных прохвостов, гениальный лжец, лжец милостью Божьей, обладатель единственных в своем роде музыкальных способностей — он умел щелкать соловьем, и половина населения Никополя собиралась у окна его дома, чтобы послушать его трели, — на старости лет спятил с ума и подписывал свои письма ко мне “Иисус II”. Но отец любил его больше, чем многих других братьев, и однажды дал ему ответственное поручение – надзирать за отгрузкой зерна за границу, а сам уехал на две недели. Вернувшись, он застал полное расстройство в делах и мрачные лица в конторе РОПИТа. Через несколько дней после этого открытия он почувствовал подозрительную боль внутри, врачи поставили диагноз – рак, и послали его в Германию. Мы провели там два года, останавливаясь в Берлине зимой и в Эмсе на Рейне летом. В Берлине я ходил в немецкий детский сад, а в Эмсе видел однажды старого кайзера Вильгельма, который приподнял шляпу в ответ на мой поклон: тогда еще в мире существовала вежливость, даже и в этой части света. Отец не выздоровел…».

Ранее мы сообщили о том, что в степях Никопольщины был изготовлен первый сыр из овечьего молока. Об этом читайте здесь.

Алена Радченко